Шрамы с кожи пропали в первые сутки, после обращения. Шрамы, оставленные на некогда юной душе, порой, болели до сих пор. Привязанность Диониса к Александру не была беспочвенной, ведь, помимо связи с создателем, свойственной всем вампирам, между ними сложились личные очень тёплые отношения. Хоть Лэфферти был куда тяжелее болен душой, нежели его обращённый сын, он старался давать ему ту нежность и заботу, которой Дионис был лишён при человеческой жизни, и эти старания расцветали буйными цветами на сердце сицилийца.
Что действительно было странно, так это привязанность Сатори к брату. Кроме создателя, их не связывало практически ничего. У них отличались вкусы, привычки, поведение, их родные страны, языки и даже эпохи. Но Мариус был для Дио как тот манящий свет для мотылька - хоть всё подсказывало, что можно обжечься, что это опасно, Ди не мог оборвать своё влечение.
За 125 лет не изменился не только изрядно юный вид вампира, но и, словно в угоду его внешности, сохранились фрагменты достаточно инфантильного поведения. Дионис был категорически не способен принимать взвешенные серьёзные решения, полагаясь в этих вопросах на отца и брата, он не любил оставаться один, как будто требуя к себе постоянного внимания и защиты, да и в принципе, создавал впечатление милого, маленкого, слабого, капризного и избалованного, того, которого хочется опекать. Было ли это изящной игрой, или же Ди искренне верил в свой образ, останется под покровом тайны, но, скорее всего, лишь честность смогла бы мотивировать Александра и Мариуса раз за разом поддаваться на провокации.
Дионис ненавидел оставаться один. Именно это сподвигло его выйти этим пасмурным вечером из дома. Не зная куда ушла его родня, он скитался по улицам, как брошенный щенок, пока, наконец-то, не напал на знакомый запах. Хотелось сразу подбежать и обнять брата, но что-то его остановило, и Ди тайком проследовал за ним, по узким улочкам, почти на самый чердак. Он видит, как в круглом окошке под самой крышей загорается свет, видит фигуру своего брата за занавешенным стеклом, видит, как тот уходит в ночь с большой кожаной сумкой. Неужели? Неужели Мариус решил их покинуть? Он просто сбегает, даже не попрощавшись? Боится, что Лэфферти его не отпустит? Нет-нет, быть того не может... Ещё утром же всё было хорошо...
Вбежав по лестнице, Дионис безошибочно находит нужную дверь и слишком долго возится с замком, захваченный душащим волнением. Тут темно и пыльно, затхлый запах душит, и Ди тут же торопится открыть окно. Он задыхается. От пыли, от волнения, от лишних мыслей. Не включая свет, Дионис осматривает помещение в полной темноте, аккуратно, словно не желая попасться, и остаётся в ужасе от увиденного. Чужие вещи и украшения ещё можно было трактовать по-разному, но вот хирургические инструменты с совокупностью относительно свежих костей, наталкивали лишь на одну мысль.

Ожидание затянулось, а натянутые до предела нервы, и вовсе превратили эти часы в столетия. Дионис терпеливо ждал, укрывшись в пустующей квартире этажом ниже. Пропустить брата он не мог, ведь его шаги не спутает ни с чьими. Вопрос лишь в том, вернётся ли он?
Возвращение Мариуса провоцирует так много и сразу, что Ди не совсем справляется, тянет со своим появлением. Он счастлив, что брат не сбежал, но металлический запах человеческой крови слышно даже через дверь, а значит, Мариус оступился. И это не впервые.
- Лучше стой там, где стоишь. - останавливает Диониса сухой приказ, и тот замирает в дверном проёме.
- Мариус... - обманчиво утихнувшие эмоции берут вверх, и Ди стыдливо отводит взгляд, тихо давясь подступившими слезами. - Я думал, ты меня бросил.
О, сколько в этом эгоизма. Дионис не упомянул отца не случайно, ведь воспринял это бегство лишь на свой счёт, решив, что только ему будет по настоящему больно, и только он окажется брошенным.

Вздрогнув от шумного хлопка двери, Дио весь съëживается, чувствуя боль от сильных рук брата на плечах. Продолжая смотреть вбок и куда-то в пол, он старается остановить слëзы, но те оседают на ресницах, склеивая их и делая до кукольности огромными.
Он снова маленький мальчик, и отец на него рассержен...
Мариус в бешенстве, а Дио, как выбежавший на дорогу оленëнок, цепенеет, не в силах дëрнуться и хоть как то защититься. Он продолжает молчать, пока Мариус сам не отступает, то ли жалея, то ли понимая. Оглаживая ладонями плечи, слегка пульсирующие от прошедшей боли, Дионис наконец то поднимает глаза на брата, не понимая чем он так перед ним провинился и чем вызвал такой гнев. Он де просто испугался, потому что не хотел расставаться, и одна мысль о побеге Мариуса привела его в ужас. Что плохого в желании быть вместе и в страхе потерять?
- А что ещë мне было думать?! - злость получилась очень неубедительной. - Я просто шëл по городу и увидел тебя, пошëл следом, и увидел, как ты пришëл сюда, а потом ушëл в другой одежде и с сумкой. О чëм я должен был подумать, Мариус?! - вытерев запястьем слëзы, Ди продолжает уже чуть увереннее, хоть окончательно расстроенные интонации из голоса не уходят. - В чëм моя вина, что я испугался тебя потерять. Я не хочу тебя потерять. Отец тоже был верен Уолтеру, и что? И что за вопросы такие, один ли и рассказал ли отцу? - тут становятся явственно слышны более привычные капризные нотки. - Не стал бы я никому рассказывать, тем более Ксандеру. За кого ты меня принимаешь?
Проходя мимо, Ди совсем легонько толкает Мариуса, не стараясь выместить свои эмоции, но давая понять, что он обижен.
Хоть Мариус и был младше Дио, но Ди слишком давно занимал статус самого младшего в семье, все привыкли его опекать и потакать его капризам, а Дионис, слишком быстро привык к роли эдакой капризной принцесски на фоне внушительных и авторитетных мужчин, так что, даже с приходом Мариуса, ничего не изменилось.
Плюхнувшись на кровать, Дионис подцепил указательным пальцем женские бусы, и оценивающе повертел перед лицом.
- Безвкусица. - бусы летят в кучу "кровавых трофеев". - Так значит, вот какие у тебя тайны от семьи? Не переживай, я тебя никому не выдам. Но... раз я уже об этом знаю... Может расскажешь? - раскрытая ладонь мягко проходится по выложенным на покрывале предметам. - У каждого из них своя история и, наверняка интересная... Я бы хотел узнать их все. И, может... - глаза, совсем недавно так искренне плачущие, теперь лишь хитро поблëскивают в полумраке дешëвого чердака. - Может ты позволишь мне стать частью одной из таких историй?
Тогда давно, когда девятнадцатилетнему Бьяджио Сартори пришла в голову гениальная мысль выпить яд, он бежал не просто от побоев и непонимания отца. Он хотел сбежать от одиночества. Боль от ушибов, со временем, проходила. Боль от тоски не проходила никогда. Найдя семью в лице Ксандера и двух братьев, Дио нашëл не просто родню, он нашëл тех, кто его понимает и будет на его стороне. С тех пор, он больше не был одинок. Потому то, мнимый побег Мариуса так ранил - Ди не готов потерять никого из своей семьи. Но если Готье скрывает такое... скорее всего, он очень одинок в своëм кровавом увлечении. И Ди не хочет стыдить его своей брезгливостью или читать лекции о морали, но хочет быть рядом и поддерживать, чтобы Мариус обрëл понимание к себе тут, и вправду не попытался искать его где-то ещë.

Отредактировано Dionysus Satori (2023-10-04 11:51:34)