закипает.
красной пеленой перед глазами ложится.

в воздухе витает аромат ужаса и боли. чужая жизнь мажется алыми разводами по костяшкам. сейчас эта жизнь в его руках. никчемная, жалкая жизнь крысы, пытавшейся наебать его. Глеб пальцами цепляется за ткань майки зарвавшегося идиота, вытирает об нее свою руку и отпускает, толкая напоследок в грудь, чтобы тело повалилось на пол.
- да не скули, не поможет. чёрт возьми, такое ничтожество, даже не охота руки марать. - мерзко. не достоин. носок ботинка, начищенного до блеска, входит под чужие ребра. пространство прорезает сдавленный кашель и скулеж. мольбы. обещания. просьбы. - да заткнись ты уже. - еще один удар. люди такие тупые. пытаются исправить что-то словами. с м е ш н о. со старта, блядь, мозги включать научитесь. не научились, то пожинайте плоды своего долбоебизма. Глеб поворачивается на сто восемьдесят градусов и делает несколько шагов в сторону выхода с заброса, пиная кусок развалившегося кирпича, что лежал на пути. никто не будет тратить время или бензин на это, чтобы отвезти в красивый лес, к воде, куда угодно еще. крыса должна сдохнуть там, где ей и место, в разваливающемся здании, заменяющем мусорку и пристанище для бомжей.
- сделайте так, чтобы я это дерьмо больше никогда не видел. - Глеб смотрит Олегу в глаза. лучше молчи, Олег. лучше молчи и просто выполняй. Олег и Никита уже наученные временем, они знают, что если в этом взгляде столько черноты, то лучше не издавать лишних звуков. на своей шкуре не раз испытывали злость Молчанова. когда ненависть перетекает через берега и затапливает всё на своем пути, без разбора - не_свои или свои, все получат сполна. шорох подошвы, соприкасающейся с каменным сором, эхом отскакивает от стен и растворяется в болезненном стоне за спиной Глеба. он здесь закончил. мальчик зайчики сами справятся. надо отвлечься.

мраком по венам стелется.
ядом по кровотоку расползается.

Глеб скидывает с себя вторую шкуру - осточертевшую до тошноты. костюм, который въедается в кожу, показывает, что он деловой человек. капли крови на белой рубашке, контрастно напоминают о том, что нихрена не деловой - просто тварь. черная майка, черные джинсы, ботинки армейского типа. это всё ближе к телу, ближе к сути, ближе к реальности в которой есть наркотики, алкоголь и смазливые игрушки. игрушки? или одна определенная, а, Глеб? чё тебя так тянет в этот гадюшник? можно было бы углубиться вопрос, но поверхностное - сосет хорошо - его более чем устраивает.
машина.
клуб.
худощавый мальчишка в золотых стрингах зазывающе двигает бедрами у барной стойке, шепчет что-то Глебу на ухо, тот лишь хмурится, бросая короткое - не сейчас и не ты. - обрезающее все попытки вытрясти из него деньги. в этой зоне его волнует только хороший виски, которой может принести бармен, а не эта костлявая задница, которая не в его вкусе.

лавой плещется, бурлит.
норовит вырваться наружу.

стекло холодит кончики пальцев. алкоголь расползается дурманящим теплом под грудной клеткой. вдох, выдох. и кажется начинает отпускать, когда знакомая фигура появляется на сцене. сладкий мальчик Кирилл. хотя, Глеб готов дать голову на отсечение, что нихрена он не Кирилл, у них у всех есть второе имя, запачканное чужой спермой, а настоящее оставляют при себе, словно так можно сохранить чистоту и девственность. смешно. цепкий взгляд сфокусирован на одном единственном человеке. на нем.

ты ведь пришел не просто расслабиться.
не ври себе.
можно было бы пойти куда угодно, но ты опять здесь.
опять следишь за тем, как он изгибается.
не в твоих руках.
пока что.

сбоку раздается шум. всё мимо ушей. Глеб словно завороженный смотрит только на Кирилла. мир будто сужается до этого мальца. яркие пятна скользят по бледной коже, облизывают ее и можно представить, как пальцы следуют за цветастыми огнями, сжимаются на худощавом теле, тянут на себя. шум мешает. очередной придурок, решивший, что он царь вселенной и тянет руки к запретному плоду. оторвать и выкинуть, закрой уже свою пасть. Молчанов не двигается с места, продолжает смотреть на Кирилла. ну же, что ты сделаешь? тебе ведь без разницы с кем спать, да? делает очередной глоток из бокала и недовольно скалится, когда обзор перекрывают спины охраны.

злость корнями прорастает в сердце.
раздирает на ошметки, не оставляя ничего живого.

есть люди, которые просто тупые, но хотя бы понимают с первого раза. а есть мусор. шлак. отродья, которые будут выплескивать свой долбоебизм до последнего вдоха. смотри на меня. смотри на меня и врежь уже этому придурку. а, ты же не можешь, да? что, по попе отшлепают за плохое поведение или думаешь этот мудак хорошо заплатит, если потом с ним переспать? Глеб ставит бокал на столик и поднимается. кипиш у сцены доводит до бешенства и есть ощущение, словно в пространстве под грудиной начался шторм, который пытается проломить каркас из костей и уничтожить всё вокруг. но во взгляде Глеба лишь лживое спокойствие и ледяная пустыня, покрытая тьмой полярной ночи. он поднимается с места, когда Кирилл падает на пол. смотрит пристально в глаза и усмехается. какое же ты недоразумение ходячее. лежачее. следит за тем, как капля кровь срывается с подбородка мальчишки, неровным пятном приземляется на живот. всего несколько шагов вперед, чтобы обойти охрану.
- кажется вы не справляетесь, ребят, давайте помогу. - всё остальное белым шумом. на фоне. далеко. мажется и теряется в приступе агрессии, которая пробивает себе путь на волю. и это так просто, схватить тварь. сжать два пальца в ладони. выкрутить до неестественного состояния так, что хруст даже сквозь музыку можно услышать, но он теряется в крике. - черт, переборщил немного, кажется. - кажется… да. кажется недостаточно, но перебо может привести паршивым последствиям, если сделать это здесь. но можно найти потом. потом. да. потому что какого хрена ты, мразь, трогаешь чужие игрушки, еще и ломаешь их без спроса? склоняется ниже, чтобы у уха мужика прорычать угрожающее - только сунься сюда еще, все кости нахрен переломаю, понятно? - ему не важно что скажет ничтожество, он пропускает мимо ушей слова охраны. просто вытаскивает деньги и аккуратно прячет купюры в карманы верзил, которые могли бы не допустить этого, но пусть лучше не кипишуют. не сегодня. тебе бы хотелось продолжать приходить сюда. смотреть на мальчиков. на него.

волны утихают.
всё ещё слышен шелест нахреснувших эмоций.
но тише.

Глеб переводит взгляд с корчащегося от боли толстяка обратно на Кирилла. порыв подойти, проверить всё ли в порядке, увести - приходит и моментально глушится, потому что Глеб не понимает заботу. это слабость. у него не может быть слабости. но посмотри, он тебя больше не тронет. по этому будь послушным мальчиком, хорошо? возвращается на место, чтобы взять бокал и посмотреть парню в глаза, слегка приподнять руку и пальцем поманить его к себе. давай, приведи себя в порядок, я хочу больше, ты же знаешь. хочу смотреть на тебя, ощущать твое тепло, касаться твоей кожи, натягивать твои волосы, слышать твои стоны. поэтому соберись, приведи себя в порядок и возвращайся ко мне. хищная улыбка растягивает губы в дугу и Молчанов беззвучно произносит - иди ко мне. теряясь на мгновение в глубине чужих глаз.

Глеб не понимает заботы, привязанности и не верит в счастливый конец. в его словаре счастливый конец - это, что-то из разряда члена полного неудачника, в момент его первого и последнего, вероятнее всего, минета у самой дешевой шлюхи. зато он понимает боль, страх, власть и пятна крови, размазанные по бледному полотну. всё это пронизано эмоциями до предела и хочется пропитаться этим насквозь, до последней капли. на сцене появляется суетливая девушка, тянется к парню, пытается помочь ему. охрана тащит орущего мужика к выходу, тяжело пыхтя и стараясь его заткнуть. люди в зале совсем замолкли, наблюдая за происходящим, словно попали на частный показ запрещенного фильма. но всё это не важно.

абсолютно не важно.
важен только он.
его взгляд.

что ты будешь делать? кажется, за тобой пришла мамочка, можешь поплакаться ей. давай же… но только попробуй отвести взгляд. Глеб смотрит на Кирилла и скалится довольно, когда он отказывается от помощи. Молчанов утопает в его взгляде. там, в глубине черных зрачков, столько боли, что в неё хочется нырнуть и сдохнуть от наслаждения. там столько злости, что хочется запустить пальцы под кожу, проломить ребра и найти ядро. там столько дряни, накопившейся за жизнь, что хочется придушить - чтобы не мучился. кто не мучился, Глеб, ты? это смахивает на начало зависимости. как от наркоты, когда химия пускает свои корни по венам, пробирается в подкорку и сорняком прорастает там, требуя постоянной подпитки. который раз он здесь? девятый или вроде того? и постоянно за одним и тем же. особый сорт героина в рубиновых разводах на бледной коже. бред.

интересно. алкоголь оседает на кончике языка терпкой горечью. Глеб слизывает янтарную каплю с нижней губы, но думает вовсе не о том, чтобы не проебать гроши виски, что остались не при деле. он думает о том, как провел бы языком по кривой алой линии, оставленной на теле Кирилла очередной каплей крови, сбежавшей из побитого тела. тебя так сложно сломать, или… жадно цепляется взглядом за изгибы, за контрастные алые пятна, за каждое гребаное движение и взгляд. этот пристальный взгляд. чтобы ни черта не упустить. Кир должен танцевать для всех в этом клубе, это его работа. Глебу похер. в его сознании, этот парень принадлежит ему. персональная игрушка, только для него. плевать, что происходит когда он не видит, но когда Молчанов здесь, он готов отгрызть пальцы каждому, кто позарится на его игрушку. выломать, вырвать, отрезать, прострелить, перемолоть в мясорубке. или ты уже настолько сломан, что тебе плевать? сколько в тебе наркоты, мальчик? но сейчас, на мгновение, ему кажется, что это он принадлежит этому парню, взгляд которого частично скрывают слипшиеся от крови пряди, местами прилипшие к красивому лицу. красивое, да, Глеб? потому что разбитое? или?

ближе.
иди ко мне.
покажи, что ты мой.

бокал с тихим стуком возвращается на столик рядом. от прикосновения парня жар проходит по телу. тонкой струей тянется от колена вверх, разгорается под грудной клеткой и сползает к низу живота. Глеб по хозяйски скользит ладонью по талии Кира. трогать нельзя, только смотреть - гласит напоминание на входе в клуб. Молчанову похер. если понадобится, он заплатит больше. всё в этом гребаном городе можно купить за деньги, даже чужую жизнь, если захотеть. но пока что это не требуется, не так ли? ты же сам будешь вести себя, как хороший мальчик. ты знаешь, как надо. научен опытом. да, Кирилл? или как там тебя зовут по настоящему? его шепот обжигает. в этом огне можно сгореть, даже не смотря на то, что Глеб ненавидит языки пламени. не переносит на дух. огонь дышит смертью. его смертью. но здесь другое, оно в глубине. или он станет твоей погибелью, а, Глеб? хуйня. потерять его из виду на пару секунд, лишь для того, чтобы показать бармену жестом, что надо еще алкоголя. два бокала. пара гребаных секунд - слишком много потерянного времени.

его изгибающееся тело, прикосновения, горячая кожа под кончиками пальцев. сжать бедра до синяков, что клеймом останутся на его худобе и растворятся через неделю. но Глеб придет снова. и снова. и снова, блядь, чтобы на мальчишке всегда оставались его следы, чтобы вбилось в подкорку, чтобы… что, Глеб? ты помешался? кто-то касается руки и Молчанов сжимает пальцы в кулак, брови угрюмо сходятся к переносице. не то. мешает. раздражает. можно было бы забить, и вернуться к наслаждению. но черт возьми, реакция Кира бесценна. шипение королевской кобры - ничто, по сравнению с этой лаконичной угрозой, брошенной хрен знает кому, на самом деле. ты не запоминаешь их лица. не особо разделяешь. он всегда здесь работал или новый? похуй. ты запомнил лишь одного. он другой. манит. - щенок не хочет делиться добычей? - усмехается, ладонью скользит по тонкой шее вверх. большим пальцем проводит по разбитой губе, размазывая кровь к скуле. прекрасный боевой раскрас, то что надо. слизывает частицы Кира с подушечки пальца, заглядывая в его глаза. - не переживай, ему не достанется. - и ты никому не достанешься.

пальцы зарываются в светлые волосы. сжать в кулак. натянуть. заглянуть в эти бездонные глаза и захлебнуться желанием. сдохнуть проще, чем прекратить попытки разглядеть его душу, спрятанную плотной пеленой дури. каждый выживает, как может, да? - конечно хочу, идем. - в зале связаны руки. Глебу мало, ему надо больше. куда больше, чем подразумевает чертов приват. но мальчишке нужны его деньги. Молчанову нужно тело Кира. страх во взгляде. послушание. стоны. всё. ему нужно всё и даже больше. Глеб не знает какое больше. не думает об этом, потому что от подобных мыслей тошнотворно разит жареным. они не нужны. по этому надо лишь забрать алкоголь, оплатить, свалить в комнату с приглушенным светом и до отвращения блядушным интерьером, венцом которого является диван, обитый бархатом, с въевшимися в него пятнами алкоголя и прочей херни, о которой лучше не думать, чтобы брезгливость не сожрала с потрохами.

Глеб ставит один бокал на стол и садится на диван, откидываясь на спинку. голову склоняет набок, разглядывая парня и расплывается в надменной улыбке. - подойдешь? - в этом вопросе не предусмотрен отрицательный ответ. это читается в приказном тоне, в холодном взгляде. просто иллюзия выбора. мираж, который растворится в воздухе, как только его коснешься неверно принятым решением и тогда на месте оазиса проявится истинный облик беспощадной пустыни, что без особых проблем погребет твои кости под горячим песком. Глеб хлопает ладонью по колену и ждет пока парень подойдет достаточно близко, чтобы протянуть руку, пальцы сжать на тонком запястье и потянуть на себя, ускоряя процесс. - ты хотел выпить. - шепчет на ухо, поднося стекло к губам Кирилла, заливая в него алкоголь постепенно. Глеб наблюдает за тем, как капли виски срываются с губ, потому что наклон бокала слишком велик, чтобы успевать глотать. спиртное растворяет запекшуюся кровь и бледно-красными разводами расползается по подбородку и шее. кончики пальцев скользят по влажным следам, растирая их по коже. - а я хочу тебя на всю ночь. - это и без слов понятно, по другому не бывает, но тут как и везде лучше договорится наперед. договорится… поставить перед фактом.

ты мой.
на всю эту гребаную ночь.
понимаешь?
ты не можешь отказаться, Кир.

т ы   м о й

если задуматься. копнуть глубже. то можно добраться до пугающих откровений. понять, что впервые, важно не просто тело, которое используется для удовлетворения низменных потребностей и для того, чтобы выпустить пар, накопившийся за этот проклятый день. иначе, можно было снять любого мальчишку в этом убогом заведении, каждый из них готов стараться на славу, особенно если накинуть сверху на чай, завтрак и новые шмотки, или что там им надо? доза, алкоголь и крыша над головой, но сил, чтобы взять себя в руки и пахать на нормальной работе не хватает? можно было бы просто забрать с собой бабу того неудачника, который уже кормит крыс в обломках старого трехэтажного здания на окраине. какая разница, что за тело, не так ли? но Глеб возвращается к нему. не задумываясь. словно весь мир недостаточно яркий. недостаточно насыщенный. игрушки недостаточно интересные. а вот на дне его зрачков можно найти все оттенки жизни, кроме счастья [радости?]. только последнее Молчанова и не интересует.

его интересует послушание, слетевшее с кончика языка Кира.
движение бедер в такт музыке, когда он приближается.
его тепло.
и взгляд. пристальный, с поволокой дурмана.
он весь. целиком и полностью.

как скажу. да. знай свое место, парень. ты просто кукла. побитая, с трещинами, украсившими хрупкий фарфор, но всё равно купленная за полную сумму. по этому отрабатывай сполна. губы парня касаются запястья и уголок рта Глеба дергается в нахальной усмешке. хороший мальчик. он наблюдает во все глаза, за тем, как Кир слизывает алкоголь, обхватывает пальцы губами. возбуждение затягивается плотным узлом внизу живота. не то сосешь милый, не то.. но не смотря на это, Глеб проталкивает пальцы глубже, прежде чем вынуть их из тепла, скользнуть по щеке, шее, ключицам, вырисовывая влажные полосы на коже. возбуждает. однако, его взгляд распаляет желание еще больше. смотри на меня. смотри в меня и утони в той темноте, что разверзлась чёрной дырой вместо души. - если заслужишь, увезу. - ничего не дается просто так. это не сказка, чтобы и заплатили, и увезли, и всё за просто посидеть на коленках. даже если у Глеба и есть эта тяга - спиздить мальчишку. забрать и не возвращать в блядушник, то он её утопит в бочке цемента, наблюдая за тем, как светлеет тяжелая масса, запечатывая дурные мысли на веки веков. чтобы такая херня в голову больше не лезла. нет, нет, нет. грязь в дом не тащат. но он же другой. запомнился. засел в мыслях.
сука.
сука.
сука.
нет. такой же, как и все. игрушка.
неприятно себя обманывать, да?
т а к о й   ж е,   к а к   и   в с е !

злость накатывает приливной волной
о т р и ц а н и е
злость облизывает берега и утягивает за собой в пучину
н е п р и я т и е

пальцы путаются в светлых волосах. Глеб наблюдает, скалится и сдерживает злость из последних сил. на мгновение даже думается, что она отступила, спряталась подальше от взгляда мальчишки. отступила. ха. берет разбег, чтобы разломать звенья цепи и набросится. - будешь хорошим мальчиком, не только увезу, но и накину десять косарей сверху. - ведь всё до банального просто. выполняешь свою работу хорошо, тебе платят. выполняешь на отлично - можешь получить премию. Глебу не жалко денег. ему на них отчасти похер, потому что они есть и заканчиваться не планируют. но, если расценки те же, мальчик, то отрабатывай, как следует, давай же. он сильнее сжимает пряди в ладони, когда тихий стон, от прикосновения Кира, глушится в утробном рычании. такое привычное развратное действо. только вот. сколько шлюх было в его жизни? платных. бесплатных. по их собственному желанию. взятых насильно. он счет не вел, но дохрена. однако, с этим проклятьем в человеческом обличии ощущения другие. словно весь гребаный мир стоит перед тобой на коленях. неописуемое. блядское. наслаждение.

[indent] б р е д
[indent] б р е д
[indent] б р е д

- это хорошо, что хочешь. - потому что выбора у тебя нет. понимаешь? Глеб мог бы сказать это вслух, но парень же не дурак, сам всё должен понимать. или выбора нет у тебя, а, Глеб? потому что тебе надо видеть именно этот взгляд и никакой другой? ты хочешь слышать, как он стонет, кричит, срывает глотку. ты хочешь пропитаться его болью. именно ЕГО болью. и это не укладывается в голове. будто вещь, которая не помещается ни на одну гребаную полку в шкафу, постоянно выпирает на половину или не проходит по габаритам в принципе. он не имеет привычку привязываться к чему бы то ни было. слишком проблематично, потому что у всего в этом мире есть свой срок годности, даже у людей. но в этот раз система сбоит и это раздражает. он сильнее натягивает волосы парня. так, чтобы голову поднял, смотрел прямо в глаза из под своих густых ресниц. - раз хочешь, то открывая свой рот и заглатывай глубже. - мерзкая улыбка кривит губы, ладонь ложится на затылок Кирилла, наклоняя его в нужном направлении, от которого сам же и отвлек. покажи свое блядское желание, а то мне как-то не верится. что еще ты скажешь ради денег? может, что хотел меня увидеть?

злость прожигает дорожки вен
н е д о в е р и е
злость кислотой проедает насквозь
и   г р е б а н о е   н е п о д в л а с т н о е   ж е л а н и е

и, вроде бы, сиди и наслаждайся. ведь парень научен опытом, ты это знаешь, проверял уже и даже не раз, не два. он знает как доставить удовольствие, как ублажить очередного хозяина, что оставит пачку купюр на прощание. но Глеб направляет. резко и грубо. двигая бедрами навстречу. чтобы глубже, чтобы до слез, стекающих с уголков его глаз. чертовски красивых красивых глаз. чтобы рычание мазано сползло в тихий стон наслаждения.

[indent] проклятый
[indent] наркотик
[indent] в человеческом
[indent] обличье

накрывает так, словно Глеб попробовал лучшую и, в то же время, мерзкую дурь, которую можно найти в городе. словно химический яд растекается по венам, пробирается до каждой клеточки организма и уничтожает рассудок, оставляя там лишь пустоту, за которой притаилась нарастающая злость. морок стелется по дну черепной коробки. слишком хорошо. морок заполняет всё пространство, разрастаясь с каждым движением Кира. с ним… удовольствие плавит мысли и Молчанов цепляется взглядом за открывающийся вид, пальцы сильнее сжимает, натягивая пряди. слишком… растрепанные волосы, следы крови на бледной коже и наркотическая поволока, перекрывающая собой радужку. хорошо… очередной стон на грани со звериным рычанием рвется из грудной клетки, прокатывается по пространству. и это раздражает. - мне надо больше тебя. - тебе надо больше. и сразу. и это невозможно  чисто физически, но так похер, вроде бы. только бесит. бесит. бесит! это отвратительное, непривычное, непонятное ощущение. и хочется доломать, чтобы не мешалось, но надо еще, а если сломать, то всё исчезнет и новой дозы не будет. Глеб тянет за волосы в беззвучном приказе поднятся. пальцами впивается в бедро парня с такой силой, словно продавить пытается насквозь, чтобы окрасить руки алым оттенком его жизни. к себе прижимает худое тело и целует раскрасневшиеся губы. ладонь скользит по спине, короткими ногтями царапая кожу. Глеб запечатывает поцелуй укусом, языком проводит по губам Кира. - презерватив в правом кармане. будь хорошим мальчиком. - достань. надень. сделай то, что надо. или не сделай. допусти ошибку. одну блядскую ошибку, чтобы злость сорвалась с цепи и впилась острыми зубами в твою тонкую шею, прокусывая артерию.

всё до отвратительного привычно и идёт круговоротом. у всех шлюх схожие действия, отличаются лишь детали - уровень говорливости, послушания, болевой порог, тембр голоса, взгляд, настоящие эмоции, что плещутся на дне зрачков, и плотность маски, прячущей истинное нутро. и всегда что-то не так. вечно что-то цепляется за нервные окончания, подобно репейнику, липнущему к ткани и с каждой секундой раздражает всё больше, да так, что возвращаться не охота. отцепи, выбрось и забудь. у Глеба никогда не было проблем с тем, чтобы избавляться от мусора, человеческого хлама. имена, лица, силуэты - вылетают из памяти, как только он поворачивается к ним спиной.

раньше не было.
теперь проблема есть.
эта проблема раздражает.
к этой проблеме хочется возвращаться.
у этой проблемы есть имя.

эта проблема стоит прямо перед ним, орудуя своими изящными, тонкими пальцами, которые порой хочется переломать к чертовой матери, потому что под ними тело прожигает пламенем. так не должно быть. Кир делает шаг ближе и Глеб тянет к нему руки, чтобы схватить, грубо сжать бедра, скалясь довольно, заглядывая в мутные омуты его глаз, его души. это трясина, которая затягивает, которая взывает к ядру естества Молчанова, а там только мрак - бесконечная тьма и яростно бушующие океаны злости, в которых утонет каждый, решивший побороться с этой стихией. смять пальцами нежную кожу, чтобы к утру на ней распустились темные пятна больной страсти. потянуть на себя, чтобы ощутить жар его тела. резким движением усадить, впиваясь зубами в плечо парня с такой силой, словно надо пробиться до костей, пустить чужую кровь, которая и без того размазана по болезненной бледности, пропитаться его жизнью, болью, страданием. языком провести по свежему следу, по шее, по губам, чтобы слизать алые разводы.

- ты на вкус, как смерть. - как соленая медь, как металл пропитанный алкоголем, как моя погибель. Глеб не боится смерти, он идёт с ней бок-о-бок и знает, что когда-то она повернется к нему лицом и заберет с собой, как и всех остальных. никто не живет вечно, даже такие твари, как он. но он боится привязанности. боится так же, как чистого пламени. и с каждым движением парня этот невидимый огонь разгорается, облизывая тело своими языками, чтобы испепелить. гори, гори ясно, черт бы его побрал. слова ядом растекаются с губ Кирилла, режут по живому, пульсирующему, кровоточащему злу, что нарастает под грудной клеткой. того и гляди, острый звук пройдет сквозь пузырь, срывая остатки защиты и взрывной волной снесёт всё, что есть поблизости.

красивый
изящный
поломанный
и глупый
или просто смерти своей ищешь?

взгляд скользит по телу Кирилла, следует за его руками, к тонкой шее. только Глеб уже ничерта не видит за красной пеленой гнева, перекрывающей зрение. слышит, как стоны становятся громче и сочатся болью. чувствует, как кожа нагревается под кончиками пальцев, когда он сжимает бедра сильнее, входит резче, дергает на себя яростно. ощущает, как зубы впиваются в его губы, словно выгрызая всё скопившееся на дне сознания. рука взмывает вверх, пальцы вплетаются в волосы, чтобы резко дернуть, натянуть, запрокинуть голову. - я переломаю ему все кости, если он тебя тронет. и тебе тоже, если ты дашь ему себя тронуть. - хриплый шепот сползает с губ смертоносной змеей. плевать, что ты так зарабатываешь деньги. плевать, что ты принадлежишь мне только в те моменты, когда я тебе плачу. мне абсолютно плевать. я раздроблю ему череп, если он тронет тебя, даже если это случится случайно. и ты. не искушай меня. не проверяй на прочность. ведь, иначе, ни одна гримерша не сможет спрятать следы мой злости на твоем теле. чувство обладания на грани с зависимостью - больной, безумной, неуместной. это чувство вычерчивает молниями рисунки под кожей. электрическим током стелется по венам и меркнет в волнах ярости. пожалуйста… он говорит пожалуйста. смешно.

[indent] помутнение.
[indent] полная потеря контроля.

Глеб не соображает в момент, когда Кир вновь подает голос. с остервенением в бедра тонкие впивается, скидывая с себя парня на диван, рывком переворачивая его на живот и нависая сверху. - не играй с огнем… - с рычанием волосы натягивает, склоняясь ближе, чтобы поставить точку на болтовне. - сгоришь и не заметишь. - и тянет сильнее на себя, чтобы упиваться ломкой дугой позвоночника, готового, кажется надвое сложится с хрустом. грубо толкается вперед и скользит ладонью по груди парня вверх, чтобы сжать тонкую шею, почувствовать, как под пальцами бьется пульс чужой жизни и усилить хватку до хрипов на вдохе. плачь. ори. бойся. умоляй отпустить. будь таким же как все, чтобы захотелось выбросить и не возвращаться! гребаная наркота в человеческой форме! цепляешь, как самая лютая дрянь. бесишь! раздражаешь! и с каждым движением лишь грубее, срывая все оковы со злости, что была заточена. Глеб зубами впивается в нежную кожу, оставляя следы, наливающиеся кровью всюду, докуда дотянутся может. чтобы каждый видел. каждый знал, что у этого парня есть хозяин. не ври себе, ты боишься, что его кто-нибудь украдет. ладонь соскальзывает с шеи, по грудной клетке к бедру. Глеб считает, что он не может боятся. не умеет. его вымораживает даже допустить подобную мысль. уничтожу, я уничтожу тебя, если ты позволишь кому-то себя забрать. захочешь сбежать. у н и ч т о ж у. последний рывок, чтобы тяжелый выдох прошел, сквозь стиснутые зубы. Молчанов не умеет в нежность и признание своих ошибок, зачатков каких-либо чувств, кроме ненависти. но сейчас он прижимает парня к себе и на мгновение в этом объятии можно узреть извинение - безмолвное, неосознанное и, на удивление, искреннее. пока сердце отчеканивает бешенный ритм в висках, а кипящая кровь в венах постепенно остывает до привычной температуры.

[indent] наркотик
[indent] проклятье
[indent] погибель
[indent] да
[indent] иначе не скажешь

шорох ткани стелется по пространству, пока Глеб натягивает джинсы, тянется к нетронутому бокалу и делает глоток виски, смачивая горло. - одевайся. поедем в отель. тебе хватит десяти минут на сборы? - взгляд скользит по ломкому телу от ног до шеи, замедляясь на искусанных участках, словно проверка качества работы. точно ли останутся на долго. будут ли видны. делает шаг к парню, пальцами путаясь в растрепанных волосах и гладит. - ты был хорошим мальчиком. почти. так что можешь загадать желание вслух. вдруг исполнятся. - никаких обещаний, потому что черт его знает, что взбредет в эту дурную голову, а в пустую давать веру в исполнение несбыточного - последнее дело. ладонь скользит по скуле к губам, чтобы большим пальцем обвести их по контуру, прежде чем примять поцелуем.

когда ты выслушивал чьи-то хотелки, Глеб?
когда ты так вел себя со шлюхами?
остановись…

у ж е   н е в о з м о ж н о

никаких лишних эмоций. никаких теплых слов. это всё противоречит естеству Глеба, которое покрыто черной гнилью с корочкой, запекшейся под натиском яростного пламени. хищный взгляд скользит по тонким чертам лица, испещренным застывшими пятнами крови. на вкус Молчанова можно было бы добавить алых мазков по всему телу, чтобы бесконечно долго наслаждаться кровавым контрастом, расстилающимся на бледной коже. но и без этого хорошо, когда пальцы путаются в его волосах и где-то под грудной клеткой тлеющие угли вновь разгораются, получая подпитку чужим теплом, взглядом, послушанием. Глеб не ждет пререканий, но всегда есть это гребаное но, которое может внезапно произойти и испоганить настроение.

но он никогда не перечит.
послушный, словно кукла.
и такой же соблазнительно красивый.

о н   -   т в о я   к у к л а . . . 
д а.
т в о я.

пока ты платишь, Глеб. пока ты платишь и ему нужны деньги. это не эмоциональная привязанность. как только с твоей стороны перестанут сыпаться купюры, мальчишка отвернется и свалит в противоположную сторону. куда подальше от такого психа. и это ведь логично, так почему же шпарит раздражением по ребрам, словно кипятком обдали? тебе надо больше? тебе надо привязать его к себе? эмоциями? чем? нет, нет, забудь. тебе это нахрен не надо. но правда оседает где-то за плотно сжатой челюстью. безмолвно тянет в глубину непрошеных мыслей. это всё не имеет смысла. словно Глеб и правду может зациклится на какой-то шлюхе. он не может. он не зависит от людей. он не оставляет никого подле себя на долго. он избегает подобной хрени. пользуйся и убирай с пути.

так почему же сейчас не выходит?
почему возвращаешься?

- буду ждать на улице. - взгляд скользит по спине парня и наглая улыбка растягивает губы. Глеб тянется за бокалом на столе, вливает в себя остатки виски залпом и выходит из комнаты, на ходу приводя одежду в порядок. мимо барной стойки, чтобы расплатиться, и через весь зал, лениво оглядывая выступающего на сцене мальчишку. не цепляет. эта мысль простреливает сквозь рассудок и застревает где-то внутри черепной коробки. не цепляет не только тот костлявый, трясущий своей задницей у шеста. никто из здешних, в принципе, не цепляет. и если бы Глеб был честен с собой, он бы признал, что в последнее время и за пределами этого убогого места тоже никто не привлекал его внимание. только в этом вопросе Молчанов предпочитает уперто пиздеть самому себе, что дело вовсе не в странном желании видеть определенного человека, трахать именно его, смотреть именно в его зрачки, вечно расширенные наркотическим дурманом. просто экземпляров достойных днем с огнем не сыщешь.

ага, конечно, закончились видимо.

июньский вечер теплом проникает в легкие, Глеб достает телефон, сверяясь со временем, вызывает такси, пустым взглядом отмечая, как на карте приложения дурацкая иконка машинки двинулась в нужном направлении и скидывает смартфон обратно в карман, выхватывая вместо него пачку сигарет. желтый фильтр сминается в губах и под щелчок зажигалки тонкая струя дыма поднимается вверх. забавно, что при всей своей ненависти к огню, он не может отказаться от курения, из-за которого постоянно встречается один на один с пламенем, несколько секунд смотрит как огонь извивается в своем танце и как можно скорее убирает зажигалку с глаз подальше. каждый раз, словно встреча со смертью. каждый раз, взгляд в красный поток уничтожения. однажды эта дрянь ни черта от него не оставит, даже пепел развеется по ветру и он будет стерт навсегда из этой реальности. но не сейчас. сейчас за молочной пеленой дыма, виднеется силует Кира. взгляд цепляется за каждое движение, не очень ровное, не очень плавное, но такое манящее.

- до утра, говоришь? - Глеб смотрит прямо в глаза, теряясь в безумстве расширенных зрачков. этот парень похож на сосуд боли и похоти, в самом извращенном её понятии. нечто хрупкое, филигранное, но с искаженным, выцветшим рисунком и россыпью трещин на тонком фарфоре. и если вцепиться пальцами в шею и сжать чуть сильнее, не сдержаться, то раздастся треск и его сущность посыпется на землю мелкими осколками, которые вопьются в ступни. - это я могу выполнить. - хищный оскал растягивает кончики губ. дым плавными изгибами буравит пространство между ними и растекается по ветру, а окурок теряется под подошвой, когда Глеб делает шаг вперед. ближе. протянуть к нему руку, запутаться пальцами в волосах. надо до безобразия близко. до бесконечности долго. всего. целиком. провалиться в эту больную зависимость, которую стоило бы с корнем выжигать к чертовой матери, пока она не поразила весь рассудок.

но ты ведь не хочешь.
ты уже втянулся.

- виски в отеле найдется. - кончиками пальцев скользнуть вниз по затылку, пересчитывая через ткань позвонки, ладонью провести до поясницы, подтолкнуть в сторону подъехавшей машины. - поехали. - туда где я смогу тебя снова раздеть. где смогу выбивать из тебя стоны и тонуть в этом абсурдном болоте удовольствия, которое тянет на дно.

утопи меня в себе
в своей боли
в своем отчаянии

Глеб пропускает парня вперед, забирается следом на заднее сидение и бегло выдает водителю название отеля, моментально забывая о его существовании. потому что всё теряет смысл, когда пальцы вновь скользят по бледной коже, пробираясь под ткань, впиваются в ребра так, словно надо их сломать, раскрошить и добраться потом до самого сердца, чтобы выдрать его с корнем, сжать в ладони и оставить лишь кровавое месиво, вместо цельного органа. может хоть так это наваждение исчезнет. если не станет его. но это было бы слишком просто, слишком глупо, когда можно притянуть Кира к себе, пропитаться его теплом, ощутить легкую дрожь его тела, склониться ближе, проводя языком по мочке уха. - нельзя быть таким… - красивым, соблазнительным, податливым, хрупким, сломанным… и всё это до плотно стиснутых зубов. до пальцев сильнее впивающихся в чужую бледность так, чтобы остались фиолетовые отпечатки. до раздражения, зудящего под кожей, прожигающего насквозь. - хочу тебя… - хриплый шепот стелется по шее, - еще… -  губы касаются ключиц и пальцы зарываются в светлые волосы, чтобы стянуть их в кулаке. - и еще… - и в какой-то момент хочется просто выкинуть водителя нахрен из машины и взять свое прямо здесь и сейчас. Глеб никогда не отличался терпеливостью, ожидание его разрушает, но эта дрянная пытка ему нравится. она разъедает кислотой изнутри, тянется лавой по венам и вяжется узлом возбуждения внизу живота. - и еще… - наглый оскал обращает губы в кривую дугу и он отстраняется, заглядывает в глаза напротив и проебывается в них окончательно.

это не просто проклятие.
не просто наркотик.
этот человек выжигает тебя изнутри.
разрушает устоявшееся поведение.
пробуждает нечто непривычное.
до отвратительного неправильное.
не свойственное тому, кто может лишь разрушать, уничтожать.

Глеб, а может ты так долго водился с людьми, что проникся человечностью? только это всё бред. бред, бред, бред. придет время и от него ты избавишься так же, как и от остальных. просто с ним… лучше. интереснее. никак не можешь насытится. ну давай, продолжай себя обманывать. у тебя отлично выходит. от этих мыслей брови хмуро сходятся к переносице и игривое настроение рассыпается мелкой крошкой. Глеб поворачивается на голос мужчины, достает деньги и расплачивается, прежде чем резко открыть дверь, кинув через плечо лаконичное - выходим.

быстрее.

и вроде впереди вся ночь, но времени будто резко становится слишком мало, золотой песок безжалостно сыпется в нижнюю часть колбы часов, накрывает с головой и если не поспешить, можно задохнутся под ним, так ничего и не успев. поэтому с каждым шагом Глеб идёт всё быстрее, оборачиваясь лишь, чтобы проверить поспевает ли Кир за ним. прямиком в высотное здание отеля к ресепшену, чтобы под тонкий голос блондинки оформить номер, сразу заказать туда бутылку виски и, забрав ключ карту из тонких пальцев, приобнять парня за талию подталкивая его в сторону лифта.

быстрее добраться до желанного.

время тянется, размазывается по пространству и душит, пока лифт спешит с десятого этажа вниз, чтобы распахнуть зеркальные объятья для новых посетителей отеля. пальцы Глеба сжимаются за запястье Кира и он тащит его за собой, нажимая на кнопку тринадцатого этажа. двери ленно закрываются и где-то в этот момент срывает. срывает окончательно. хватка ослабевает, но лишь для того, чтобы переместиться. ладонь ложится на горло парня, вжимая его в зеркальную поверхность, пальцы сильнее сжимаются и Молчанов склоняется ближе, чтобы прошептать сочащееся злостью - ты сводишь меня с ума. - прямо в губы и запечатать эти слова поцелуем.

быстрее.
быстрее.
быстрее.
насытится им и закончить это сумасшествие.

ты слишком поздно спохватился, Глеб.

быстрее.

это слово бьется по стенкам черепной коробки, на вечном повторе. добраться до желанного. получить свое сокровище. прочувствовать его в своих руках, сжимая пальцами бедра мальчишки до сочных, темных пятен на его бледности. дабы на нем расцветали бутоны того безумного желания обладать, которое закипает под грудной клеткой Глеба. недостаточно поцелуев. недостаточно вкуса его кожи. недостаточно легкого прогиба под его прикосновениями. это крохотное пространство, спешащее вверх по этажам, словно стопор - не дает разойтись на полную, потому что не время. надо подождать еще немного. самую малость. Глеб, блядь, держи себя в руках. не убежит. не исчезнет. даже если попробует, ты ведь все равно догонишь и возьмешь свое. просто еще грубее. еще болезненнее. до страшных кровоподтеков и синяков на тонкой шее, которые будут держаться на ней неделями, как напоминание, что он принадлежит тебе. и будет плевать, что за пределами этого отеля или того паршивого гадюшника, твои права хозяина рассеиваются, как магия в гребаной сказке. плевать, что придётся доплатить сверху еще одну кругленькую сумму.

это помешательство.
чистейшее помешательство.
зацикленность на нем.
приди в себя.

п о х у й.

двери лифта раскрываются и Глеб отстраняется. поворачивается резко, цепляясь пальцами за запястье мальчишки. дергая за собой, словно куклу, которая не пойдет по нужному пути, если ее не направить, если не дергать за ниточки. потому что ему всегда надо контролировать. ощущать власть. проникаться чужим повиновением. ведь, как только контроль теряется, всё идет черед задницу. всё рушится. ломается. мелким крошевом осыпается под ноги и остается лишь растоптать потому, что уже не исправить, можно только построить заново. и вроде сейчас всё под контролем, но где-то в подсознании бьется идиотское - что-то не так. в чём оно проявляется, это гребаное “не так”? в выражении лица Кира? в его слабой шаткой походке? сколько он выпил? насколько сильно упоролся? в том, как он отвечал на прикосновения? Глеб не может найти ответ ни на один из этих вопросов. не может понять, какого хрена его вообще это волнует. и с каждым шагом, каждая долбаная мысль расползается по организму новой волной раздражения. словно контроль ускользает сквозь пальцы, так же как и рука мальчишки, когда надо отпустить, выловить из кармана ключ карту, чтобы открыть дверь в номер.  ускользает так же, как Кир, когда Молчанов пытается прижать его к себе.

что-то не так.
что-то идет не так.
не так.
не так.
НЕ ТАК!

ворох спешных движений Кира - сбивает с толку. и где-то под грудной клеткой начинает закипать злость, когда взгляд мажет по силуету, исчезающему за дверным проемом ванной комнаты. всего нескольких секунд достаточно, чтобы тьма расползлась по сознанию. чтобы ярость перекрыла глаза красной пеленой. чтобы желание обладать, сменилось желанием причинить боль. притормози. ты же не хочешь сломать свою любимую игрушку. ты ведь еще не наигрался. тебе ведь хочется больше. успокойся. Глеб не привык сдерживаться. в этом никогда не было надобности. этот непроглядный мрак злости и жестокости, всего лишь часть его, так смысл это скрывать и подавлять, если можно принять и не бежать от себя. но в этот раз Глеб пытается перебороть свое естество. делает шаг к двери, чтобы заглянуть внутрь. замереть на месте, всматриваясь в неприглядную картину, открывшуюся его взору.

и волна накрывает.
пальцы сжимаются в кулак. так сколько он выпил? насколько сильно упоролся?
с головой, не давая возможности сделать вдох.
Глеб замахивается, хочется врезать по глупой голове, чтобы мозги на место встали.
зубы сжимаются до мерзкого скрежета.
костяшки врезаются в стену. пальцы разжимаются и боль расползается пламенем по коже.
выдох. внутри кипит. бурлит. и только чудом выходит собирать крупицы самообладания.

- идиот. - шипением скользит сквозит сквозь стиснутые зубы. Молчанов вновь сжимает пальцы. разжимает. ему бы порадоваться, что его тело не совсем человеческое и кости крепкие, а то так нелепо было бы сломать какую-нибудь фалангу о стену чертового сортира, потому что очередная шлюха испортила вечер. только ведь все не совсем так. правда? шлюха не могла бы испортить вечер. но ты его не воспринимаешь, как шлюху. нет. и твоя привязанность к нему уже ушла далеко за пределы привычных игр с людьми. засело глубже. поэтому на его состояние тебе не плевать. в противном случае пнул бы, да ушел не заплатив. но не сейчас. мужчина присаживается на корточки рядом с парнем. двумя пальцами цепляется за его подбородок, чтобы приподнять лицо вверх и заглянуть в омуты расширенных зрачков, под влажной поволокой. - сколько дури ты сожрал? сколько алкоголя выпил? - почти спокойны голос наполняет пространство между. на самом деле - уже не важно сколько. еще дышит. и пена изо рта не идет. часть дряни выйдет. а Глеб не уйдет. пусть даже он не произносит этого вслух. пусть даже отказывается признаваться самому себе. но он не оставит этого мальчишку в таком состоянии одного. и проще лгать себе, что ради изначальной цели. ведь у них был уговор про всю ночь. но главное слово здесь - лгать. - успеешь подумать о том, как отрабатывать. сперва в порядок себя приведи. 

проклятье.
чертово проклятье.

Глеб смотрит сверху вниз еще с минуту. ему бы испытывать презрение - такое привычное и вязкое. а он хочет п о м о ч ь. и это шпарит кипятком по легким. отбирает дыхание. распаляет  гнев, что углями колкими расползается под шкурой. ему не присуща нежность и доброта. это не он. это какая-то вшивая зараза пробравшаяся в разум. хватает парня за запястье, дергая кверху и направляет в сторону душевой, резко запихивая его туда прямо в одежде. сейчас не важно. не имеет значения это тряпье, позже Глеб достанет ему другую одежду - лучше, краше и сухую. пока же, он врубает ледяную воду и напрявляет струи прямиком на голову Кира. - давай, приходи в себя. - злость струится по губам. она виднеется в побелевших костяшках сжатой руки, удерживающей душ. в напряженности каждой мышцы тела. во взгляде, остро пронизывающем хрупкое тело, облепленное намокшей одеждой. блядски красив даже в этом жалком виде. мысль проносится в голове и мужчина цокает языком, вырубая воду. пальцами цепляется за влажную ткань и рывком тянет мальчишку на себя. ладонью скользит по тонкой талии к пояснице, прижимает ближе, игнорируя леденящий холод, пробирающийся под рубашку. свободной рукой убирает с лица влажные пряди волос. и заглядывает в бездонную темень зрачков напротив. - стало лучше? - на мгновенье в его словах появляется забота и тепло.

тепло…
забота…
за-бо-та. видишь, дурной мальчишка, насколько, блять, ты особенным вышел, что посеял в монстре, гребаные семена заботы. бред. господи. какой же это бред. забота. смешно. просто игрушка еще не отработала свое. о нет, он так просто его не отпустит.
не отпустит.
никогда… - опасное осознание впаивается в подкорку. выжигается каждой буквой по внутренним стенкам черепной коробки.

пальцы проскальзывают под холодную ткань, впиваются в кожу с такой силой, словно надо пробраться глубже, проникнуть внутрь, пробраться до органов и вырвать их с корнем. Глеб  прижимает к себе парня еще сильнее. чтобы не было возможности сбежать в этот раз. ладонью скользит по тонкой шее, останавливаясь на уровне адамова яблока. пальцы сжимают хрупкую бледность, усыпаную следами его жестокой страсти. если бы он использовал всю свою силу, то позвоночник бы с хрустом рассыпался и голова с красивым личиком безжизненно повисла. но Глеб не хочет такого окончания этой истории. не хочет отпускать. ему бы взять эту хрупкую птаху и заточить в клетке, не выпускать, держать под тотальным контролем. рядом с собой. пока не надоест. а вдруг не надоест, Глеб? ты же понимаешь, что это всё уже выходит далеко за рамки адекватного… - еще раз выкинешь подобное и, честное слово, я тебя собственными руками убью. - и можно было бы скинуть на то, что он просто зол, что всё пошло через задницу.
только правда кроется глубже.
да, Глеб?
неприятно осознавать, что ты можешь беспокоится.
неприятно осознавать, что в тебе есть не только разрушительное.
с т р а ш н о.
даже ты умеешь испытывать страх.
за кого-то.
и это настолько непривычно,
что   
о т в р а т и т е л ь н о.

безумие - кажется, именно этим словом нарекают полное помешательство с утратой разумности в действиях и поведении. да. бе-зу-ми-е. Глеб проваливается в него, когда заглядывает в чёрные омуты зрачков Кира. падает в эту бездну отчаяния и боли, но, вместо привычного наслаждения, приходит страх вперемешку с потоками бурлящей ярости. адское колесо эмоций. подожги, залезь в него и катись по преисподней к чертовой матери, вдыхая тошнотворный запах своей паленой плоти. хриплые звуки сыпятся с губ мальчишки, подобно мертвым лепесткам цветов, отстоявших свое в вазе уже с вечность назад, но забытых, оставленных пересушенным трупом в углу подоконника, чтобы собирать пыль и добавлять мрачности интерьеру гостиной. фразы ломаются, крошатся, с шелестом перекатываются по вымокшей ткани и пальцы дергаются, ослабляя хватку, позволяя воздуху вновь беспрепятственно скользить по дыхательным путям Кирилла.
было бы так здорово, да. было бы просто восхитительно, услышать хруст твоих позвонков и наблюдать за тем, как постепенно угасает блеск твоего обдолбанного взгляда. вслушиваться в предсмертные хрипы и пропитываться эмоциями, растворяющимися в смерти. было бы так здорово наслаждаться последними секундами твоей жизни и продолжать нести хаос и разрушение в этот гребаный мир, прогнивший насквозь. было бы так здорово избавиться от этих непривычных чувств, которые скребутся под грудной клеткой. избавиться от тебя. в одно гребаное мгновение. только вместо того, чтобы сломать мальчишку до конца, Глеб прижимает его сильнее, словно впаять в себя пытается. оставить навсегда рядом с собой. сделать частью себя. не отпускать. ни утром. ни когда-либо еще. эти мысли, на грани помешательства, связывающего по рукам и ногам. они перетекают в раздражение от банального непонимания, как вообще так вышло. как какой-то дрянной паренек из дешевого стрипушника смог пробраться так глубоко в его чернильно черную душу за несколько встреч.
и это безумие, кажется, заразно. оно плещется в зрачках напротив, искрит, ищет отклика. стекает с губ паренька, который выглядит так, словно отчаянно хочет, чтобы исполнили его предсмертную просьбу. Молчанов мог бы задуматься, о том, что он творит. мог бы взять себя в руки. выключить чувства и послать Кира куда подальше с его близким к передозу состоянием. но он этого не делает. пальцы цепляются за тонкое запястье и Глеб дергает парня к раковине, ладонями сжимает его бедра, подсаживая на белоснежную фарфоровую опору и смотрит. смотрит на него так отчаянно, словно хочет разгадать загадку гребаной вселенной. загадку, которая перемолола всё его естество в труху, создавая нечто новое, на останках былой всепоглощающей ненависти. он ведь просто человек. никчемное. человеческое. существо. так почему же он тебе так нужен? именно он и никто, блядь, другой. именно это несчастное, жалкое создание, которое пихает в себя наркоту, словно ребенок, добравшийся до новогоднего мешка с конфетами.
блядство
блядство
блядство
и взгляд отвести от него невозможно. утонуть в нем. уничтожить его. пальцы цепляются за мокрую ткань, чтобы рывком стянуть её с продрогшего тела Кира. и снова смотреть. смотреть в его расширенные зрачки и давиться его отчаянием. пятерней зарыться в его волосы, сжимая их в кулак. - ты, гребаное проклятье. - ядовитое шипение тянется сквозь сжатые зубы. поцелуй сминает пересохшие губы. горько и отвратительно, как вся эта паршивая история с очнувшимися чувствами. жадно и требовательно, как будто от этого зависит жизнь самого Глеба. - проклятье. - горячее дыхание мажет по чужим губам, прежде чем мужчина отстраняется и вновь тонет. тонет. тонет. ты знаешь, что твои глаза, словно отражение всех кругов ада? страданий всех душ, что там мучаются?
нырни и прочувствую всю боль этого мира.

ладони сжимаются на тонкой талии и Глеб дергает послушное тело на себя, стягивая его с раковины. разворачивает резким движением. ладонью скользит от поясницы по позвонкам, пересчитывая каждый кончиками пальцев, прежде чем добраться до шеи и надавить. пальцами провести по загривку, пропуская между них влажные пряди и натягивая волосы, заставляя прогнуться в спине, поднять голову, смотреть в отражение.
с м о т р и. смотри на себя. видишь, какой ты жалкий? никчемный. и всё равно до одури соблазнительный. как ты это делаешь? я ведь правда смотрю только на тебя. на тебя одного. даже там, в мерцающей темноте стрипушника, ни одна другая задница не могла отвлечь меня от тебя. Глеб наклоняется ниже, чтобы коснуться губами плеча, провести языком от места поцелуя к основанию шеи и впиться зубами в хрупкую бледность с такой силой, словно выдрать кусок пытается. распробовать, каков он на вкус. оставить глубокие метки, чтобы они не сходили как можно дольше. невозможно оторваться. невозможно остановиться. невозможно отвести взгляда.
там, в отражении, два человека, потерянных в чертовом безумии.
там, в отражении, парень, окутанный мраком хаоса.
там, в отражении, монстр, который не выпустит жертву из своих рук. но освободит… от остатков одежды, пропитанной ледяной влагой.

колено проскальзывает между тонких ног. подталкивает, призывая раздвинуть. будь послушным мальчиком, ты же знаешь, что делать, не так ли? пальцы тянутся к карману, чтобы выловить оттуда шелестящую квадратную обертку, сжать уголок зубами, потянуть и  достать свернутый тонкий латекс. каждое действие на автомате. на каком-то инстинктивном уровне. не глядя. потому, что все его внимание привлекает взгляд, отпечатывающийся на зеркальной глади.
смотри или умри.
смотри. пока звук раскрывающейся ширинки разрезает пространство; шелест джинсовой ткани сыпется на пол; тяжелое дыхание глушит все мысли; и первый толчок сводит с ума, заставляя замереть на мгновение и наклониться ниже, зубами отпечатать переплетения чувств на бледной спине и толкнуться глубже. забрать желаемое грубо и резко, пока ладонь сжимается на чужой шее. безумие. Молчанов бы его задушил. с удовольствием. но, кажется, задыхается здесь только он сам. в этой спешке получить наслаждение, прочувствовать мальчишку полностью, причинить ему боль, чтобы не оставаться единственным, кого рвет в лоскуты от происходящего.
назойливые чувства.
раздражают.
вымораживают.

н а д о   б о л ь ш е
н е   с л о м а т ь
у д е р ж а т ь

и время замирает, когда взгляд вновь впивается в зеркальную гладь. встречается с отражением уродливой реальности. если ты не хочешь его сломать, то зачем вся эта грубость? иначе не умеешь? а может ты просто не пробовал? может…  Глеб упирается лбом в спину Кира и выдыхает. губами касается кожи, меченной множество раз. мягко и неуверенно, словно сам не понимает, что он делает и зачем, если это идет вразрез со всем, что ему близко. отстраняется, чтобы развернуть парня к себе лицом и целует в раскрасневшийся рот. почти нежно. почти как нормальный человек, да? признай свое поражение. ты ему проиграл. те не можешь его уничтожить. - в кровать. и только попробуй не дойти, я тебя… - что? убьешь? изобьешь? не заплатишь ему? ты же знаешь, что не сможешь выполнить ни одной из этих угроз.

поражение - до одури горькое и в то же время так манит…

эмоции - это яд, что растекается по венам, отравляя с каждой секундой всё сильнее. они пробираются в каждую клетку организма, доходят до глубин даже самого черствого сердца и уничтожают. медленно. незаметно. пока первые необратимые последствия не станут видны. самая опасная отрава, от которой нет антидота. которая перемешивает все мысли и начинает разрушать от ядра. Глеб отрицал их всю свою жизнь. старался избавиться от них. хотя бы частично. оставляя лишь ненависть и ярость, которые подбивают двигаться вперед и не отступать от своих целей. но в тот момент, когда холодные ладони обнимают лицо, многовековые льды дают трещину. раскалываются с гулким шумом, наполняющим голову. и сердце лихорадочно стучит по прутьям грудной клетки, готовое вырваться. словно оно еще живое. словно не сгнило за все годы жестокого обращения с ним. словно оно еще может чувствовать.

это ведь бред.
н е в о з м о ж н о.
или всё же…

в тишине ванной комнаты отеля, Глеб впервые задумался о том, что может чувствовать к кому-то не только ненависть, неприязнь или животное влечение. но эта мысль испарилась так же быстро, как и зародилась в голове. она сбежала под шорох чужих сборов, пока мужчина стоял, словно вкопанный и наблюдал за Кириллом, подхватывающим с пола одежду и испаряющимся в дверном проеме. словно весь мир замер. время остановилось. тело застыло каменным изваянием, не способное шелохнуться. оставляя лишь возможность смотреть, как худощавая фигура бежит. бежит, как можно дальше. без оглядки. без объяснений. даже без оплаты за вечер. от тебя. люди спасаются от монстров. это нормально, Глеб. даже привычно. но почему же так блядски неприятно?

эмоции - это пламя, оно разгорается под грудной клеткой и разносится по всему организму. жжет изнутри подчистую. до черных, как смоль, углей. пока ничего не останется, кроме тлеющей боли. оцепенение спадает со стуком входной двери. Молчанов дергается догонять, но с первых шагов вспоминает про проклятую одежду. всего пара секунд, чтобы вернуться и натянуть штаны. еще несколько, чтобы проверить, всё ли на месте. и бежать следом за человеком, который его оставил без предупреждения. конечно, всё дело в том, что его ослушались. игрушки должны беспрекословно исполнять желания. игрушки не должны сбегать. непослушным игрушкам стоит ломать ноги, чтобы им неповадно было. разбивать вдребезги, чтобы слышать, как кости хрустят и болезненный вопль разрывает пространство и время в клочья. он ведь обычно делал именно так. только там, в тени сознания, прячется горькая истина. в этот раз он не сможет. он не хочет ломать. ему бы догнать. остановить. украсть у всего этого блядского мира. пойти навстречу своему помешательству и обладать мальчишкой бесконечно долго. всегда.

всегда.
всегда.
всегда.
и только его.

эмоции - это проклятие. они приходят, словно наваждение. чужое влияние. самая страшная порча, превращающая человека в марионетку собственных эмоций. и вот невидимый кукловод уже тянет за незримые нити. и ноги сами двигаются в сторону выхода. как можно быстрее. в надежде нагнать. поймать. вернуть. пальцами впиваясь в запястья до ярких следов, отражающих ярость, что разгорается внутри всё сильнее с каждой секундой. уволакивая обратно в номер, чтобы напомнить, кто главный во всей этой истории. кого надо слушать. кому нельзя перечить. только, вот незадача. пространство коридора встречает зияющей пустотой. и взгляд цепляется за зеленые цифры этажей, что светятся над дверями лифта и не меняются. и тишина. тишина стелется со всех сторон. где он сейчас? где спрятался? куда убежал? где искать? челюсть крепко сжимается. так сильно, что, кажется, еще чуть-чуть и эмаль посыпется на блядский ковролин, застилающий пол. пальцы сжимаются в кулак. Молчанов бьет по стене и рвется вперед. наугад. ему бы просто найти.

найти и не отпускать.
или убить?
или украсть?
или спасти? от кого? от себя?
найти найти найти.
надо найти.

но тысячи шагов тратятся впустую. каждая пройденная улица напоминает о неудаче. каждый темный закуток - о том, что он не успел. Молчанов дергает хрупкие фигуры парней. заглядывает в чужие лица и злобно скалится, каждый раз, когда понимает, что опять не то. не его мальчишка. не его пропажа. просто незнакомец, который в шоке раскрывает глаза и пытается отшатнуться от опасного индивидуума, вырвавшего его из толпы. и с каждой минутой тьма всё сильнее окутывает сознание. становится мороком безумства. уничтожает изнутри все зачатки чувств, что всколыхнулись в холодном свете ванной комнаты отеля. Глеб останавливается лишь спустя пару часов. заходится звериным рычанием и бьёт кулаком по стене. неистово. вымещая всю злость на жесткой кирпичной кладке. до тех пор, пока кровь и боль не скрывают под собой руку. пока какой-то неосторожный прохожий не подает голос со стороны.
- эй. мужик. успокойся. ты чего разошелся так, людей пугаешь. - Глеб не слышит ничего дальше слова “успокойся”. спокойствие. оно рассыпалось. перемололось жерновами предательства в труху. ярость застилает глаза. резкий рывок в сторону идиота, осмелившегося вякнуть свое мнение вслух. замах кулака. удар оставляет рубиновый развод на челюсти мужика, что падает на землю. нога, разжигает новый очаг боли под чужими ребрами.
- не лезь, когда не просят. - женский визг со стороны отрезвляет. Глеб поднимает голову и оглядывает немногочисленных зрителей, собравшихся на представление. подходит к трясущейся девушке, что держит у уха телефон. кладет ладонь на ее руку и опускает её вниз, прежде чем наклониться и прошипеть безапелляционное - не стоит звонить полиции. тебе же. хуже. будет. - заглядывая во влажные чертоги чужих глаз. он бы мог просто задушить её. и вышвырнуть тело в мусорный бак, как старую тряпичную куклу. но он отстраняется и молча уходит, под нелепые попытки остановить его и вразумить. издалека. сквозь страх. он чувствует их страх. он чувствует боль. он чувствует всё. и это так прекрасно. словно после пары часов забвения он вновь стал собой. настоящим. наслаждающимся чужой ничтожностью и страданиями.

эмоции - это слабость, что подбивает колья сомнений в действия. делает тебя ничтожным. жалким. глупым. им нет места в жизни Молчанова. остается лишь слепая ярость. выстрел проносится по пространству и разбивает чужую черепную коробку. гранатовыми брызгами разлетается чужая жизнь. мужчина смотрит под ноги и наклоняется, чтобы вытереть капли крови с ботинок. подняться. и развернувшись уйти, бросая через плечо - приберись. - крупному верзиле, что вечно следует за ним на каждое дело. Билл идиот, но свое дело знает на отлично. умеет заметать следы так, что никто не прикопается. и возможно, когда-нибудь он тоже сдохнет от руки своего работодателя. просто, чтобы все тайны остались таковыми. ушли следом за ним в безымянную могилу, спрятанную средь лесных деревьев. смерть. она идет по пятам за Молчановым. последние пару дней особенно яростно. но ему недостаточно. его внутренняя тьма требует больше жертв. больше боли. больше чужих несчастных душ. растерзать и перемолоть. и всё мало. словно призрачный голос нашептывает, что нужна другая добыча. ты знаешь её в лицо. знаешь, как он стонет. знаешь, каков на вкус его страх. давай же. достать. уничтожь. сломай, как ты хотел изначально.
и он идет. спешит. ведомый этим наваждением. в приевшийся блядский стрипушник. чтобы сходу увидеть у бара знакомый силует. кажется, он стал еще тоньше. настолько хрупкий. желанный. предавший! он. тебя. предал. бросил. оставил. сломай. сломай. сломай. злость закрывает глаза красной пеленой, покуда Глеб идет сквозь пространство зала к своей цели. чтобы впиться пальцами в костлявое плечо и дернуть на себя. схватить за подбородок, поднимая его лицо вверх. заглянуть в черные омуты его зрачков. и процедить сквозь зубы требовательное:
- кажется мы не закончили. 

эмоции - бесполезны.