Краски догорающего заката окрашивают небо в темно-сизые, фиолетовые и иссиня-черные тона, чтобы через пару мгновений после исчезновения солнца за четкой линией горизонта, заставить огромный мегаполис утонуть в свете ночных огней. Никогда не спящий Нью-Йорк, миллионами темно-желтых глаз-фонарей разрушает мглу, заставляя жителей города впитать этот бешеный ритм, в котором практические нет места для спокойного сна. Гулким стройным эхом жужжащих моторов, музыки и гомона людских голосов, он разрывает по краю прочную материю спокойствия, призывая к вечному монотонному бегу.
И к э этому привыкаешь.
Рейн уже почти не помнит, как это жить по другому. Глушь канадской глубинки и новгородский стылый российский лес остались неясными картинками, разводами в мутном болоте памяти. Чем-то далеким, призрачным, забытом, перекроенным в угоду новой личности. Медвежье сердце в груди иногда напоминает ему о том, что было потеряно. Гулким эхом боли в грудной клетке, да ноющей сахарной ватой исколотых ребер. Может поэтому ему все это время было так до нелепого просто рисковать своей головой. До того момента, пока он не устал.
- О чем задумался?
- О зелени полей.
- А ты поэт. Слушай, Рейн, а ты уверен, что нам стоит являться без предупреждения. Виктор... ну он там явно не в бирюльки собрался играть. Важная встреча, все дела.
- Если я сказал, что мне нужно встретиться с Герингом, значит нужно. Усек?
- Да.
Сердце медведя откликается густой, липкой и зловонной чернотой, заставляя владельца испытывать нарастающую тревогу и легкую поволоку сомнений, отражающуюся в неверном треморе пальцев рук. Будучи заложником обстоятельств, Рейнхард пока лишь мог беспомощно наблюдать за цепью развиваемых событий, замечая, как привычный мир катится по сломанной оси, решая только для себя, что делать с полученной ранее информацией.
На Виктора готовится покушение.
Анонимка, точно такая же, как приходила ранее, с информацией о том, что убийца его семьи жив и вполне себе здраствует, буквально обжигала часть его кожи, покоясь в нагрудном кармане черной рубашки, пока мысли оборотня все возвращались и возвращались к неровным краям сбивчего почерка, сулящего беду одной такой простой фразой.
Виктору Рейнхард Дрейк был обязан жизнью. И даже, если это всего лишь чья-то шутка. Даже если сам Геринг сдерет с него шкуру за то, что тот позволил себе столь неподобающе прервать его променад в компанию конкурентов для заключения крупной и такой долгожданной сделки. Даже если он вышвырнет его прочь из своей жизни и жизни криминального мира, Рейн должен был сделать так, как считал нужным.
Любое казино, будто то хоть сто раз популярное и роскшное, оборотень не очень жаловал. Оно навевало не самые радужные воспоминания о Чикаго, пусть даже именно там он впервые повстречал Марису. И тем нее менее, он был здесь. Войдя в зал, он привычным беглым взглядом отыскал темную голову шефа.
Геринга окружало трое мужчин.
Каждого Рейн прекрасно знал и каждого из них было за что сожрать на обед.
-Виски.
Позиция возле бара сейчас могла оправдать нежелание медведя сойти за ебанутого подчиненного, который встревает поперек разговора своего непосредственного начальника, чем подрывает его авторитет. Каждый в Бронксе знал, что Геринг весьма строг и весьма избирателен в выборе своих приближенных. Каждый в чертовом Бронксе знал, что Рейнхард слыл весьма прагматичным и толковым парнем. Зачем разрушать чужие иллюзии?
Когда, наконец, Виктор его замечает проходит минут двадцать. На самом деле медведь почти уверен, что его появление в зале не осталось незамеченным сразу, просто каждое движение столь высоких фигур - это такая же ставка, только на зеленом сукне криминальной жизни.
- Знаю, что ты скажешь, но у меня нет времени на расшаркивание, - Рейн достает из нагрудного кармана скомканную записку и передает ее Герингу, - нет причин, чтобы не доверять ей.
Мужчина заглядывает за спину шефа, сканируя помещение.
- Нам нужно уходить.