Жар. Он разливается по всему телу, туманит разум, размывает взор. Минта с трудом доходит до ближайшей стены какого-то дома на улице, номера которого она не может разобрать, и опирается на неё. Разве может так быть плохо от вакцины? Этого она не знает, ведь это был первый раз, когда её покусала собака. Собака ли? Майерс отчётливо помнит рыжий отблеск пушистого хвоста в свете фонаря, когда животное пыталось скрыться после неудачного нападения. Но откуда практически в центре города взяться лисе? Правда?

Она медленно сползает на землю и хватается руками за голову. Болит. Так сильно, будто оттуда хочет вырваться одна очень умная древнегреческая богиня. Но Минта – не Зевс, и трепанация черепа вряд ли помогла бы улучшить состояние девушки. И вокруг ни души, хоть в это время ещё можно было встретить возвращающихся домой работяг или прогуливающихся подростков. Всемирный заговор или злой рок судьбы? Неизвестно, но от мысли об этом голова начинала болеть ещё сильнее.

Может, это всё? Финита ля комедия? Габэли?

В университете бешенство описывали как ужасное и смертельное, если вовремя не помочь человеку, заболевание. Но чтобы так быстро? Если это действительно так, то кому-то сверху явно не нравилась Минта, раз ей даже не дали шанса на спасение. Мало ли бед ей на столь небольшой возраст? Или же это спасение от бренного бытия? Хватит страданий? Да вот только методы работы высших сил заставляют желать лучшего.

Голова тяжелеет, в глазах темнеет, тело будто в замедленной съёмке падает на землю. Люди говорят, что перед смертью перед глазами пробегает вся жизнь. Но они врут. Ты видишь только чёрную пустоту, отсутствие всего. Ты не слышишь шума вокруг, есть только ты. Тьма обволакивает тебя и нашёптывает на ухо – у тебя никого нет, ты никому не нужен. А ведь и правда, сколько бы за жизнь у тебя не было друзей, свой конец ты встретишь один. И только твой внутренний голос отгонит страх, он никогда тебя не оставит, он заставит тебя забыться.

Пока дневной свет и крик петуха над ухом не заставят тебя открыть глаза.

— Где это я?

Минта оглядывается по сторонам, но совершенно не узнаёт окружение. Бывала ли она в этом месте раньше? Вряд ли. Как она тут оказалась? Знал бы кто. Что рядом с ней делает туша свиньи с кишками наружу? Довольно интересный вопрос, ответа на который она не знала. И почему она голая, в грязи, крови и, возможно, чьём-то дерьме?

Разум судорожно пытался найти ответы на эти вопросы, но воспоминания были надёжны скрыты за непробиваемой завесой таинственности. «Меньше знаешь – крепче спишь», — говорили они, но разве можно крепко спать, когда возле тебя труп, а ты, скорее всего, стал причиной такого его состояния? К такому Минте не привыкать – на её работе мёртвых тел с вытащенными наружу внутренностями хватает. Но есть один факт, что в корни меняет ситуацию, и заставляет сжаться клубочком от легонького дуновения ветра – отсутствие одежды.

Взгляд падает на изуродованное тело бедного животного. «Кто это сделал?» — спрашивает она себя, а внутренний голос отвечает: «Мы». Сладкий привкус свежего мяса, громкий вскрик свинки, после которого наступила гробовая тишина, — обрывки воспоминаний, что заставляют сердце биться чаще, наполняют душу счастьем, а рот — противным вкусом желчи. Нужно убираться отсюда, пока не пришёл хозяин фермы. Найти где-нибудь одежду, вернуться домой, отмыть следы преступления и пойти на работу. Точно, работа. Сколько она тут пробыла? Телефон, наверное, разрывается от звонков. Но где он? И цел ли ещё?

Неподалёку послышались странные звуки, не похожие на пение птиц, шелест листвы на деревьях, что буквально несколько минут назад заполнял пространство. Кто-то идёт. Минта с трудом смогла подняться, но поздно — самые страшные опасения материализовались.

— Я всё могу объяснить!

Сердце бешено колотилось в груди от одного вида незнакомца, чьего лица Минта разглядеть не могла до самого последнего момента. Его надвигающаяся фигура пугала, но она не могла сдвинуться с места. Глаза. Они на удивление ярко светились и явно выделялись на затемнённом лице. О природе данного феномена она успела задуматься на несколько секунд перед тем, как снова упасть в пучину пустоты сознания. Он гипнотизировал, будто хищный удав, что медленно подбирается к своей жертве. А потом резко схватил за руку и потянул вверх.

— Ай! — Более от неожиданности вскрикнула юная Майерс, но вмиг замолчала. Всё же, рука до сих пор была при ней, так что это хороший прогностический знак. Человек без оружия в руках — залог успешных переговоров и хотя бы сохранение собственной жизни. А об остальном можно договориться. Наверное.

Человек, чьего имени пока так и не знает, повёл за собой в дом. Видимо, Майерс была так обольщена тем, что её не убили сразу, что совсем забыла о том, чему мать учила в детстве — не ходи в дом к незнакомым дядям! Но кто она такая, чтобы противиться зову сердца и желания помыться от засохшей грязи и крови бедного животного? Тем более, здравый или не очень смысл всё время убеждал остальное сознание успокоиться, ведь если бы он хотел, то давно бы убил Минту. Наверное.

Деревянная половица со скрипом прогнулась под давлением человеческих тел. Она могла бы поведать много старых историй, если бы могла говорить. Возможно, рассказала бы что-то о загадочном владельце дома, возможно — сказала бы уносить ноги, пока не поздно. Но она просто сопровождала своим скрипом каждый шаг по мере продвижения их внутрь дома.

Человек что-то говорил, и Минта не собиралась его перебивать, хотя вопросов было много. Но он сказал ничего не спрашивать, а хозяину дома отказывать было бы проявлением высшей неблагодарности, хоть и ничего не спрашивать — очень сложно. Особенно, когда ты не знаешь, какая из этих одинаковых на первый взгляд дверей — нужный тебе портал к тёплой воде и мылу. Она оставляет мужчину бороться со своими очень важными делами, и аккуратно, чтобы создавать поменьше звука, бредёт по коридору в поисках нужной комнаты.

Взгляд привлекает слегка приоткрытая дверь, и тёмный соблазн просит утолить любопытство. Возможно, это и есть ванная комната? Девушка аккуратно проскальзывает внутрь, но кроме темноты и странных силуэтов, вырисованных лунным светом, ничего не видит. Рука ищет выключатель. И находит. Яркий свет больно слепит глаза, заставляет прижмуриться, но потом Минта привыкает. Это оказалась не ванная. Это оказалась непонятная комната, заполненная кучей вещей. Если брюки на полу она как-то могла сопоставить с хозяином дома, то платья — совершенно нет. Может, он барахольщик? Или он это всё продает? Или это вещи дорогих людей, которые он не может выбросить? Волнует ли её вообще это? Нет. Гораздо больше она хочет знать, как скоро сможет помыться, поэтому в скором времени выключает свет и выскальзывает из помещения.

Благо, в душе оказалась тёплая вода, и Майерс не пришлось вымывать въевшуюся грязь под ледяной струёй. Единственное полотенце, которое она смогла тут найти, теперь служило временной одеждой (хотя и прикрывало мало). Вскоре Минта вернулась в комнату, где последний раз видела мужчину.

— Спасибо большое, что разрешили принять душ, — она застыла в дверном проходе, боялась подходить ближе. Всё же, здравый смысл не до конца покинул эту голову. — Вы говорили, что есть одежда, которую я могу одолжить. Могу ли я ей воспользоваться? Полотенце, конечно, тоже подходит, но немного продувает. Да и не думаю, что я смогу в таком виде возвратиться домой.

Домой? Посреди ночи? Нет, всё же, здравый смысл полностью утратил надежду, и ушёл к кому-то другому. Но и нагло пользоваться гостеприимством этого человека она не могла. Совесть и нравоучения почившей матушки не позволяли.